Премьер-министр Эстонии, лидер Партии Реформ Андрус Ансип не мог пропустить ни переноса Памятника Воинам-Освободителям в апреле 2007 года, ни пятилетнюю годовщину этой важной вехи в истории Эстонии, выступив на эстонском радиоканале Vikerraadio в передаче «Reporteritund» («Час репортёра»). Вопросы премьер-министру задавали ведущие передачи Андрес Кууск (АК) и Лаури Хуссар (ЛХ).
Мы приведём здесь только первую часть передачи, которая касалась именно "бронзовых ночей":
ЛХ: Господин премьер-министр! Сейчас в СМИ различным экспертам часто задают один и тот же вопрос: могут ли повториться события, подобные «бронзовым ночам»? Какова Ваша позиция?
АА: Я надеюсь, что подобные события никогда не повторятся, но гарантии никто дать не может. Бесспорно, государство теперь заметно более готово к таким обстоятельствам, чем это было пять лет назад. Однако, признаем то, что пять лет назад это было во многом не в нашей собственной власти – может ли подобный погром осуществиться, или нет. Эти напряжения нагнетались не отсюда, из Эстонии, а и вовсе удалённо (извне Эстонии, подразумевается, что из России – О.Р.), и эскалация напряжённости проходила в течение нескольких лет. Поэтому, в какой-то мере правительство Эстонской Республики находилось в вынужденном положении. И когда под вопросом: принимаются ли решения на Тоомпеа, в доме Стэнбока (где находится правительство – О.Р.), или решения поступают из Кремля, то на такие вопросы следует отвечать адекватно.
АК: Вы не видите опасности в том, что, например, реформа образования в русских школах – одна из тем, вокруг которой определённые силы с удовольствием бы нагнетали напряжённость?
АА: Эти силы наверняка бы нагнетали напряжённость, да и нагнетают, и эти объекты, вокруг которых напряжённость нагнетается, чередуются, но сейчас я не вижу того, что переход образования в русскоязычных школах на 60%-е преподавание на эстонском языке мог бы создать какие-то достойные внимания напряжения. Да и последние исследования по интеграции подтвержают, что число русскоязычных людей, которые признают, что в течение этих последних пяти лет они в большей, или меньшей мере интегрировались в общество Эстонии, выросло.
АК: Но в определённом смысле т.с. некий виртуальный бронзовый солдат всё ещё стоит, не так ли? Мне кажется, что пусть даже эти мониторинги и исследования являются сколь угодно объективными, но интеграция – во всяком случае в такой форме, о какой говорили пять лет назад – всё-таки не удалась.
АА: Н-да… Однако, это зависит от того, в какой компании Вы обсуждали вопрос об интеграции пять лет назад! Всё-таки, интеграция, по моей оценке, это такой процесс, который длится весьма долго, и из опыта стран западной Европы мы знаем, что интеграция не происходит за одно поколение. Она не происходит и за два-три поколения. Это занимает куда больше времени – чтобы люди из некоренной национальности окончательно интегрировались в общество. Известно ведь, что, например, как следует из исследований опыта Франции, которые мы изучали очень основательно, люди первого поколения, которые прибывают из более бедных стран, например, экономические беженцы – в более богатые страны, то эти люди, в общем случае, благодарны той стране, где они получили возможность обрести новую родину (дом). Однако, уже у их детей этого чувства благодарности заметно меньше, поскольку дети чувствуют, что они, видите ли, родились в этом государстве, знают государственный язык этой страны, но всё же им труднее пробиться в этом государстве, чем хорошо интегрированным людям, или коренным жителям, и это вызывает озлобленность, и такие проявления озлобленности мы наблюдаем в западных странах весьма в большом количестве.
ЛХ: Давайте, поговорим всё-таки и о программах действий. После бронзовых ночей мы наблюдали то, что намеревались запустить всяческие программы интеграции, даже была идея создания телевизионного канала, и т.п. Обсуждали и то, что …
АА: Это не было разумным решением…
ЛХ: И если мы с позиции сегодняшнего дня посмотрим – что же сделано? – то ведь ничего не сделано из того, что бы не делалось и до бронзовых ночей: всё продолжалось в том же духе, и по некоторым оценкам, не сделано вообще ничего!
АА: Так и это хороший результат: ничего не делая, интегрированная часть в обществе заметно выросла!
ЛХ: Ну, гордиться этим мы всё же не можем!
АА: Однако, гордиться мы можем уже тем, что и среди эстонцев та значимая часть тех, кто считает интегрирование людей другой национальности в общество Эстонии важным, за эти пять лет существенно выросла. И если всё это возникло без какой-либо деятельности, то тогда это весьма хороший результат. Но всё же это было не совсем так. А что касается русскоязычного телеканала, то нельзя нести ответственность за тех людей, которые в своё время громко пропагандировали эту идею. Но эта идея нежизненная. Когда мы видим, что наш рынок телепродукции весьма узок, и видим, что получить для телеканала достаточную аудиторию среди русскоязычных зрителей почти невозможно. Если российские телеканалы делают передачи на 150-миллионную аудиторию, и могут за счёт получаемых с рекламы денег обеспечивать высокое качество передач, то в нашем случае такая аудитория была бы чрезвычайно маленькой, и такими деньгами делать телеканал невозможно. А использование денег налогоплательщика было бы очевидным растрачиванием денег.
ЛХ: С моей точки зрения можно поспорить по нескольким пунктам. По части денег я согласен. Однако, я проводил несколько конкурсов руководителей русскоязычных телепередач, и такой людской потенциал в Эстонии уж точно имеется, чтобы делать совершенно значимые и европейского уровня передачи!
АА: Программы есть смысл делать тогда, когда кто-то их и смотрит. Если невозможно прогнозировать зрительскую аудиторию в её значительном количестве, то и нет смысла приниматься за решение невыполнимой задачи. Я не считаю, что налогоплательщику по силам соревноваться с мощными российскими телеканалами по части размера зрительской аудитории.
ЛХ: Ну, ладно. Но если на момент коснуться темы интернета, то я сам был в той рабочей группе, которая пять лет назад создала за выходные русскоязычный портал. И в каком-то смысле очень хорошо, что в конце-концов такое решение родилось. Но это своеобразно доказало, что в тот момент у правительства всё-таки не было ясной политики в отношении инородцев.
АА: И в то время было русскоязычное издание Postimees на достаточно широкую русскоязычную аудиторию, также был и русскоязычный портал DELFI, были и телеканалы, рассчитанные на достаточно широкую русскоязычную аудиторию – в Эстонии такой уже и тогда существовал. Сейчас они по своему мировоззрению стали более поляризованными, также и Государственное вещание за это время конкретизировало своё мировоззрение. Я думаю, что и картина в прессе стала за это время более адекватной, и лучше. Пять лет назад было много тех (здесь Ансип имеет в виду эстонцев – О.Р.), кто жили будто в розовом тумане, и верили в то, что все говорящие на русском языке люди совершенно интегрированы в общество Эстонии. И они не видели никаких проблем. Они не видели и проблемы, возникающие вне Эстонии, однако эти проблемы всё-таки существовали. Для многих живущих в Эстонии людей пять лет назад не было ясно, кто же в нашем государстве принимает решения. Принимаются ли решения всё-таки в Рийгикогу нашего государства, нашим парламентом, нашим правительством, или в действительности у нас только обозначают эти решения, а дела решаются где-то в Москве, в Кремле.
ЛХ: Но дело-то не в бронзовом солдате. На самом деле, эта проблема, про которую Вы сейчас сказали, и сейчас никуда не исчезла.
АА: Но всё-таки дело заключалось и в бронзовом солдате! Поскольку эти напряжения, которые нагнетались, они раскручивались именно вокруг бронзового солдата. Бронзовый солдат был именно тем, что не объединяло жителей, а с точностью до наоборот. Он противопоставлял группы населения, напряжения ведь продолжались два года – до того, как его убрали из центра города на кладбище, где ему и правильное место.
ЛХ: А приведите один эффективный метод, или способ, который за последние пять лет, после переноса бронзового солдата помог лучше интегрировать русскоязычное население.
АА: Я бы назвал тот самый метод, с которого Вы и начали эту передачу: перевод обучения в русскоязычных школах на эстонский язык в объёме 60% предметов получил начало после 2007 года. Это решение было принято уже в 1996 году, однако до претворения в жизнь так и не дошло. Обучение на эстонском языке в русскоязычных школах отодвигали всё дальше и дальше, и, наконец, в 2007 начали это делать практически. К теперешнему времени мы можем быть вполне уверенными в том, что и говорящие на русском языке в качестве родного языка люди считают знание эстонского языка очень важным, и что это знание эстонского языка способствует самореализации; если хорошо владеешь эстонским языком, то возможно сделать лучшую карьеру в работе, заметно шире участвовать в культурных мероприятиях, и т.д., и т.д. Это – весьма серьёзное средство. С чего надо было давно-давно и начать в Эстонской Республике, однако, к сожалению, начали лишь после бронзового солдата.
Подготовил Олег Родионов
Оригинал передачи